Было так холодно, но стало тепло;               Было так больно, но это мне помогло.

[indent] Имя мое произносил он прежде с нежностью, словно песню пел, каждый звук смаковал, наслаждался, а теперь выплевывает с ненавистью. Не имя — ругательство. Я инстинктивно вжалась в стену, ища спасения в ее холодных объятиях, но разве можно убежать от расплаты и упреков полностью заслуженных? Лукас в своем праве требовать объяснений, но что ему сказать? Как объяснить, что мир из рук валится и я сама себя не нахожу, теряюсь, рассыпаюсь. Что я уже и не я вовсе... Он все еще ищет во мне ту, другую женщину, сильную, смешную, игривую, а ее больше нет. Умерла. Сгорела в лихорадке и из пепла родилась нынешняя я, полностью прирученная Лукасом. Он открестился от ответственности, сбежал, бросил неспособную позаботится о себе и нашей дочери. Я была черными водами моря, которые рвутся к берегу и, не сумев сдержать себя, разбиваются в кровь о скалы. Лукас был моими скалами. У моря кровь соленая и в этом оно похоже с людьми, со мной. А по щекам слезы бегут и они тоже соленые, обжигают губы, которые трещинами пошли и я понимаю, что угасла за прошедшую неделю, растеряла былую красоту и уверенность, забыла каково это быть матерью и женой. И пусть я уже не жена, но все еще мать и моя солнечная девочка не должна страдать. И только сейчас, сидя на холодном полу я поняла, что ошибалась... Лукас уже отпустил меня, я видела как он убивает взглядом, мосты сожжены и не осталось ничего, что еще можно было бы спасти. Смотрю в его глаза, столь любимые, знакомые до боли, но сердце не трепещет больше, оно устало его любить. Вы знаете, у нас не было времени, у нас никогда не было времени на то, чтоб остановиться и посмотреть назад. Мы бежали без оглядки, подстегивали друг друга, зажигали звезды, тушили пожары, мы были друг для друга всем чертовым миром, но нельзя бежать вечно и споткнувшись о первый камень, сбившись с ритма, мы проиграли. Больше не было нас. И даже осознавая это я не могу заставить себя жить дальше, ведь давно приручена Лукасом, приучена к его рукам и сейчас, подобно брошенной собаке, готова все простить лишь за один его добрый взгляд. Но разве я его заслужила? Он за локоть меня хватает, не сильно, но властно, тянет за собой, а я головой о бортик ударяюсь, инстинктивно стараясь отстраниться. От Лукаса исходят алые волны гнева и мне сбежать хочется, спрятаться под одеялом и притвориться, что все это происходит не со мной. А Лукас и не замечает ничего вовсе, протягивает салфетки, словно подачку, но я и ей рада. От них пахнет ветивером, пахнет моим мужем. Я никогда не понимала почему от него пахло не больницей, в которой он сутками пропадал, не едой, которую он накануне ел, не духами, которым он изредка пользовался, а именно ветивером. Это был аромат нашей любви и я цеплялась за жалкий кусок бумаги, собирая осколки былой жизни. Наивная. Всегда такой была.

[indent] Мы в пустой палате оказались и только здесь он отпустил меня, а кожа еще хранила тепло его рук. Мне страшно смотреть ему в глаза и я стараюсь стать незаметной, слиться с обстановкой, во мне столько противоречивых чувств, они разрывают изнутри. Мне хочется разрыдаться и кинуться к нему, чтоб обнял, на руки взял, к себе прижал и как прежде называл своим рыжим солнышком, чтоб волосы перебирал и всякие глупости нашептывал, чтоб любил. Но его слова отрезвляют. Каждое слово кнутом по спине прошлось и я дернулась, на него посмотрела, и впервые во мне ненависть к нему вспыхнула, всего на мгновение, но и этого хватило. — Не посмеешь... — Говорю едва слышно, то ли женщина, то ли дикий зверь. Я совершила ошибку и дорого за нее заплатила, но дочь свою не отдам. Он должен понимать, что во всем произошедшем есть и его вина, что не из-за меня одной наша жизнь покатилась по наклонной, он первый руки опустил и теперь не может вот так просто обвинить во всем меня. Чувства, воспоминания, переживания последних часов, все это обрушилось горной лавиной и я тонула, захлебывалась. Растерянная и потерянная. Кажется, что прошла целая вечность, я боялась даже моргнуть, словно стоит мне закрыть глаза на долю секунды и я растеряю остатки сил. Мир замер, сузился до его глаз и больше не волновал меня. Сердце неистово колотилось в груди, желая пробить ребра. — Бросил... — Голос  разрезает полумрак палаты, тихий, рычащий, опьяненный нахлынувшими чувствами. Я вздрагиваю, где-то там, под солнечным сплетением пробуждается языческая сила, древнее зло, ярость, которую я сдерживала всю свою жизнь. С силой отталкиваю Лукаса, зрачки сужаются, я уже не осознаю саму себя, качаюсь на волнах собственного гнева, разбиваюсь о скалы и полностью отдаюсь зверю, что столько времени скрывал свой лик. Я рычу, бью своими маленькими кулачками по его груди, откуда силы только взяла? Удар — это наша последняя ссора. Вот я сижу на полу в нашей спальне, в нашем доме, сгорбившаяся, надломленная, растоптанная, покинутая всеми, отвергнутая. Удар — это побег. Его побег. Лукас не захотел бороться за нас и просто сбежал, так было проще. Удар — это все пролитые мною слезы. Удар — это все дни без него, это пустая постель по утру, это холод моей души. Рычу, оттесняя его от себя, наседая, наваливаясь всей своей обидой и яростью. — Сбежал... — Голос дрожит, я не хочу больше плакать, но слезы предательски бегут по щекам.

[indent] Отхожу от него на пару шагов, немного шатаюсь, руки бьет мелкая дрожь, а в глазах туман. Тяжело дышу и меня тянет к земле, но я продолжаю стоять напротив Лукаса. Упрямая. Всегда такой была. Щеки горят, а во рту пересохло. Вытираю слезы тыльной стороной руки, коряво, по-детски неуклюже. Шмыгаю носом и смеюсь. Тихо, нерешительно, но смеюсь, потому что ни на что другое сил не осталось. Отступаю еще на шаг. Смотрю на него с некой обидой и тоской, ярость давно отпустила, выжгла все внутри и остался лишь пепел разочарования и все те детские обиды, которые копились слишком долго... — Я ведь почти вернулась, Лукас... Почти получилось, нужно было только потерпеть... Этого всего бы не случилось, будь ты рядом. С Дорой, со мной. — Говорю обрывками, выталкиваю слова бессвязные и не волнуюсь поймет ли он меня и сочтет ли за сумасшедшую, а ведь я почти таковой и являюсь. Одинокая, опустошенная, сломавшаяся. Сломавшаяся ли? Или это очередная сказка в которую я заставила себя поверить. Глупая Хайди, опять все напутала, перемешала и теперь не найти концов... Глупая...

[indent] — Не вини во всем меня, не сейчас... — Сама уже не понимаю смеюсь или плачу, какофония чувств и звуков, а щеки мокрые, губы соленые и взгляд его обжигает кожу. Умереть бы, просто лечь, закрыть глаза и не открывать больше. Но разве я в праве? Там, в соседней палате моя девочка нуждается в сильной матери, но где взять эти силы? Какому богу помолиться? — Не сейчас, Лукас, пожалуйста. — Я надеюсь на него как прежде, пусть он подарит свое прощение как последний акт милосердия, в память обо всем, что было между нами. В память о том, что когда-то были эти самые "мы". Ведь были. Любили. Как умели, отчаянно, на пределе, всех себя отдавая, мы были едины, мы были солнцем и сейчас оно потухло, превратившись в безжизненный кусок камня. Мы покрылись льдом и стали чужими... мы не смогли...